Испытание веры

Часть 3. Новый раскол

III. Поморцы против лжеучений  

«Лучше един, творяй волю Божию, нежели тьмы беззаконных» (Пр. Аввакум)

Среди сочинений на тему самосожжений в 17-18 вв., равно как и на другие важные темы, касающиеся истории старообрядчества, встречается много публикаций, содержащих искаженные данные, предвзятые мнения, идеологическую заданность и откровенные фальсификации. Их авторы пользуются труднодоступностью первоисточников и общим «управляемым хаосом» в  сфере  отечественной исторической науки.

Возвращаясь к статье «Старообрядцы. Кто они такие?», о которой мы начали вести речь, видим, что эта публикация просто напичкана историческими фальсификациями. Вот еще одна цитата из нее, которая, со ссылкой на книгу Д. И. Сапожникова «Самосожжение в русском расколе с второй половины XVII в. до конца XVIII в.», повторяется в статье небезызвестного «источника» из Ново-Иерусалимского монастыря «Натальи Михайловой».

«В 1682-1684гг. начались гари в Поморье, в местечке Доры, где поселился некий беспоповец Андроник. Ему удалось организовать целую серию самосожжений и при этом самому остаться живым <…> всего погибли 437 человек,  среди которых как всегда, большинство были старики женщины и дети. В 1684 году в тех же Дорах Андроник приготовил для самосожжения еще около 200 человек, но власти об этом узнали, и для предотвращения злодеяния туда были посланы стрельцы. Андроник со своими жертвами заперлись в трапезной, оборонялись, затем подожгли дом. Стрельцы, вырубив двери, ворвались, кого успели схватить, вытащили из огня <…> Они [стрельцы] сделали все, что могли, чтобы спасти людей. Но современные поповцы считают героем одержимого Андроника, который уговорил пойти на страшную смерть более 500 человек, а стрельцов, которые спасли 153 человека, они называют «слугами сатаны» и «руками антихриста».

Этот отрывок – клевета. В действительности, Андроник не был серийным маньяком-«сжигателем», каким его рисует статья, и стрельцы были посланы не для предотвращения самосожжения. Отстаивание старой веры в реальности выглядело как противодействие цепи репрессий, исходящих со стороны государства, и сакральный северный край пережил события, которые, по мистическому стечению обстоятельств, через два с половиной века повторились – в новой версии. 

                                    * * * * * * *

ИСТОРИЯ РАЗОРЕНИЯ ПОСЕЛЕНИЙ СТАРООБРЯДЦЕВ В ДОРАХ СОДЕРЖИТ НЕМАЛО СХОДСТВА СО ЗНАЧИТЕЛЬНО БОЛЕЕ ПОЗДНИМИ СОБЫТИЯМИ В РОССИИ.

Старец Андроник пребывал в одном из поселений старообрядцев в Дорах Каргопольского уезда Олонецкой губернии вместе с постриженником Соловецкого монастыря иноком Иосифом Сухим, учителями Афанасием Болдыревым и Антоном Евтихеевым.  Доры охватывали большую местность со многими деревнями, и, видимо, хозяйственная деятельность там развивалась успешно. Старообрядцы активно заселяли эти далекие от центра места, где они могли бы спокойно трудиться и исповедовать веру отцов и дедов. Возникали поселения скитского типа, «пристанища» о нескольких избах и справные хозяйства, «заводы». Такая независимая процветающая жизнь старообрядцев не могла не привлечь к себе внимание ревнивых соседей.  «В Черном лесу прозванием в Дорах объявились многие церковные раскольники и живут дворами и хотят... около тех своих дворов строить острог [крепость, укрепленный город – ред.]»,- рассказывалось в донесении 1682 г. архимандрита Крестного монастыря Паисия новгородскому митрополиту Корнилию.

И вот, в начале 1862 г. митрополит Корнилий организует первую экспедицию в Доры – «для сыску и исправления раскольников». Она включала представителей местного духовенства, приставов, понятых и стрельцов. По пути к ближним Дорам было схвачено 27 человек, 57 человек покинули свои дома и бежали в леса. 24 человека из схваченных заставили «принести повиновение», непокорную семью разлучили, разослав по разным монастырям. В самих Дорах экспедиция застала людей, которые уже знали, что их ожидало, и были готовы стоять до конца. Уговоры попов не подействовали. 7 февраля 1683 г. стрельцы попытались овладеть укрепленной избой, где собрались около 80 старообрядцев. И тогда  был совершен первый самоподжег. Погибло, по свидетельству Евфросина, 70 человек.

Затем экспедиция направилась в дальние Доры. Здесь посланные от новгородского митрополита были встречены вооруженными людьми и расспрошены о цели приезда, после чего в старообрядческом «пристанище» состоялся разговор. Прения носили характер богословского спора, от старообрядцев выступал Иван Ульяхин. Официальная церковь обвинялась в том, что она подпала под «латинство» и, таким образом, стала еретической: «От еретиков де вы присланы, и сами вы еретики, и книга ваша…еретическая, и складывали ту  книгу еретики, а у нас и свои книги есть». Каяться, сказали, тоже некому: «…какие де у вас ныне и попы – нет благочестия; нет и церквей, все ныне не церкви – костелы».  После недолгого разговора Иван Ульяхин, обращаясь к попу и дьякону, сказал: «Больше того у нас с вами речей не будет никаких, подите, отколе пришли, пока целы… вы нам люди знакомые, а если бы приехали незнакомые, мы бы их всех перебили, и от нас бы они живы не уехали». Пока шел этот разговор, старообрядцы собрались в избе и были готовы поджечься.

В мае 1683 г. Каргопольский воевода В.И.Волконский по царскому указу послал в Доры новую вооруженную экспедицию с «земскими судейками»,  однако она потерпела неудачу. «Дорская братия» заявила, что «…святой и восточной апостольской соборной церкви и святых отец преданию во всем повинуются и покоряются. А к поимке и к высылке для розыску в Каргополь они, дорская братия, не дадутся и пристанищ своих разорить  и искоренить…и хлебных запасов и хлебного насева не дадут». Старообрядцы, готовые за свою веру умереть в огне, тем не менее, вооружались для ее защиты. Прежде, чем сгореть, они приготовлялись  отстаивать свои права и по-другому: «…в то время из иных изб люди, выходя, многие и по улицам и по полям и по лесу ходили с ружьем, с пищалью, и с бердышем, и с топорками». Экспедиция покинула старообрядческое «пристанище», но вокруг Дор были установлены «заставы крепкие» по дорогам, «чтоб из Дор нихто не выходил и в Доры никого не пропущать и ничего из Дор не вывозили б и не выносили». Митрополит Корнилий доложил обо всем в Москву.

                                    * * * * * * **

В декабре 1683 г. Боярская дума решила направить в Доры из Москвы подполковника московских стрельцов Федосея Козина с 300 холмогорскими стрельцами. Он должен был ехать «в Каргополь и в Каргополской уезд для сыску воров и церковных раскольников, и тех воров и раскольников с женами и с детми переимать и, перевязав, привесть на Двину и отдать преосвященному Афонасию, архиепископу Колмогорскому и Важескому, для роспросу, и которые раскольники святой церкви ни в чём повиновения не принесут и начнут стоять в своей затверделой мерзости упорно, и тех воров велено прислать… в приказную избу, а нам, холопем вашим, велено тех воров сжечь» (Е.О.Шацкий).  Наказ был прибыть «с великою осторожностью и чтоб прежде времени те воры о приезде его не сведали и не разбежались в лес. А приехав, те места обступить, чтоб никто не ушел, и, обступя, тех всех воров и раскольников с женами и с детьми переловить и, связав, привести на Двину, а имущество их и хлебные запасы, переписав, перевести Каргопольского уезду в ближние волости и, перепечатав, приказать до указу великих государей беречь той волости старосте и крестьянам. А жилища тех воров и пристанища разорить и сжечь». (Е.Юхименко)

О событиях того похода рассказывает «Отписка подполковника Ф. Козина о поимке старообрядцев в Дорах» от 20 февраля 1684 г., где сказано, что «церковные раскольники старцы Иосиф и Андроник, да учители их Афонка Болъдырев да Онтошка Евтихиев со-товарищи заперлись в трапезной избе, приделанной к часовне; а в той избе промеж окон и выше лавок и по обе стороны дверей поделаны бои, чтобы  им биться из ружья». Поскольку «раскольники» «бывшего патриарха Никона начали проклинать», а царский указ «от раскола отстать и принести вину» «поставили ни во что», то Ф.Козин «велел стрельцам тех раскольников добывать». Он вместе со стрельцами приступил к дверям и к окнам, а раскольники стали «во все бои из ружья стрелять» и ранили двух человек. Но когда «познали, что им, раскольником, не отсидеться, в то ж время и зажглись». Стрельцы вырубили все двери и «промеж окон стены», и «из огня тех раскольников волочили». Позже выяснилось, что сгорели 47 человек, но большая часть – 153  человека были «взяты за боем из огня»; из них позже 59 человек умерли, 90 человек были отправлены на Двину, а пять человек, в том числе старец Иосиф и Антон Евтихеев, оставлены в Каргополе «для сыску».

 После розыска оставшихся в живых дорских старообрядцев вынудили  принести покаяние. Козин распорядился сжечь их «избы и клети и всякие заводы».  Схваченный старец Андроник остался верен своим убеждениям, несмотря на то, что ему дважды устраивали «расспрос».  Он публично отказался принести повиновение официальной церкви. 15 апреля 1864 г., после вынесения приговора Боярской думой, вышел царский указ: «того чернеца Андроника за его против святого и животворящего креста Христова и церкви его святой противность казнить, сжечь». Андроник был сожжен в срубе.

                                      * * * * * * *

После этого в феврале 1683 г. произошла целая волна возгораний, как минимум семь. Все они были связаны с продвижением экспедиции Козина по Каргопольскому уезду. Он сжигал избы и все имущество захваченных старообрядцев. Он разыскивал непокорных (в том числе, грамотея «Ивашку Ульяхина»), и находил места, где прятались старообрядцы. Старцев, стариц и бельцов рассылали по монастырям. Взятых в Дорах «женок и девок и робят» держали на Холмогорах за особым караулом довольно долго. Оказалось, что духовным властям некуда их поместить, так  как их требовалось охранять, а «на Двине девичьих монастырей нет и послать под начал некуда». В июне 1684 г. 49 человек женщин и детей все еще находились за караулом в трапезе соборной теплой Кресто-Воздвиженской церкви. Афанасий Холмогорский обратился в Москву с просьбой «их оттуда вывесть», поскольку из архиерейского дома уходило на заключенных слишком много корму и «церкви от них чинится всякая нечистота и обругание». Афанасий просил, «чтоб великие государи указали тех раскольничьих жен и детей из той трапезы освободить на волю, потому что они святей церкви во всем принесли повиновение, а в Дорах де жили поневоле жены с мужьями, а дети с отцами своими». 19 июня 1684 г. была отправлена на Двину царская грамота всех «свободить на волю».

                                  * * * * * * *

СТАРООБРЯДЦЫ ПОГИБАЛИ ИЛИ ВЫСЫЛАЛИСЬ В МЕСТА ОТДАЛЕННЫЕ, ХОЗЯЙСТВА РАЗОРЯЛИСЬ… А что происходило с оставшимся имуществом?

 После дорских старообрядцев оставались большие хлебные запасы, одежда, сельскохозяйственные орудия, инструменты, пенька, кудель, пряжа. По приговору Боярской думы в мае 1684 г. каргопольскому воеводе В. Волконскому было приказано имущество дорских старообрядцев и «хлеб молоченый и земляной продать, и деньги... прислать к Москве». Правда, выяснилось, что Федосей Козин частично присвоил или продал иконы, хлеб,  «и всякие письма и рухлядь»,  а частично раздал: стрельцам – «кафтанишков  и шубенок», а разным церквам – иконы без окладов и печатные книги.

После разорения и сжигания «пристанищ»  оказалось, что «в Дорах есть много расчищенной земли в разных местах, пригодной и свободной для поселения. А места те привольные, там много рек и озер, и можно в том месте быть волости». «Из многих волостей крестьяне великому государю били челом, чтоб им те Доры отдали под поселение». То, что «расчищенная пашенная земля раскольников ныне лежит впусте», не давало покоя и архимандриту Крестного монастыря Паисию, по наущению которого был инициирован первый сыск. В своей челобитной он просил, чтобы «те пустые раскольничьи земли отдать им в Крестной монастырь во владенье на распашку и на расчистку, чтоб де то место впусте не было». Взамен он обещал служить гарантом того, что снова здесь не поселятся  «такие ж воры, церковные раскольники», потому что и прежние раскольники собрались из местных крестьян. Обещал он построить в Дорах церковь, а «пустоши, расчищенные земли, покосы  и всякие угодья волостным крестьянам отдать на оброк или в тягло» Однако ему было отказано. (См. Е.Юхименко. «Каргопольские «гари» 1683-1684 гг.»)

Как видим, несмотря на огромный демографический, моральный  и экономический ущерб, наносимый «гарями» Руси, часть старообрядческого достояния попадала под «опись», переходила во владение другим собственникам и в казну.   

                                              Поморская мудрость

В православной среде велась острая дискуссия о смысле и первопричинах самосожжений. Последователи древлего благочестия не только выступали апологетами веры отцов, но и принимали активное участие в идеологической борьбе с самогубительством, которое они отнюдь не смешивали с самоотверженной защитой веры «благочестия ради». Авторов-поморцев заботило прежде всего то проявление самогубительства, которое не было связано с протестной реакцией против насилия властей, и, таким образом, не объяснялось с «рациональной» точки зрения.

Среди критиков самоубийств, возникших вследствие воздействия «психического микроба» ереси,  особенно известен старец Евфросин. В 60-е годы 17 в. Евфросин находился в Поморье – в Курженской обители, близ г. Повенца, где был близок к знаменитому учителю беспоповского старообрядчества в Поморье и на Дону игумену Досифею. После разорения Курженской пустыни осенью 1671 г. Досифей переселился в Сунарецкую Троицкую пустынь Олонецкого уезда, недалеко от  Онежского озера. А после того, как разорили и ее в 1684 г., ушел на Дон к казакам, с которыми давно поддерживал связь. Там он поселился в в Чирской пустыни, которую основал на реке Чир вместе со своими сподвижниками, старцем Корнилием и Иовом Тимофеевым.  

 Повенец. Храм во имя Святителя Николая Чудотворца (2003)

В Великую отечественную войну духовный центр Поморья – Повенец был затоплен валом воды от подрыва плотины отступавшими красноармейцами

С Дона хаживал Досифей и на Керженец. А   Евфросин после разгрома пустыней, видимо, часто менял пристанища, но поддерживал связь с духовным наставником. Еще в 70-е годы в Сунарецкой пустыни Евфросин стал свидетелем отказа Досифея поминать за богослужением старообрядцев, погибших в «гарях», что вызвало острую полемику в  богословской среде. Странствуя по югу, Евфросин подолгу жил в Жабынской пустыне близ Белёва, где также часто останавливался его учитель Досифей.

По-видимому, именно здесь в 1691 г. «советом и изволением всего русского христианства», т. е. старообрядцев «донских, кумских, поволжских, поморских, западных и южных», Евфросин создал «Отразительное писание о новоизобретенном пути самоубийственных смертей», копии которого распространили по России его ученики. Блестящим слогом искусного полемиста, с долей здорового цинизма, свидетельствующего о твердом духе и объективности изложения, Евфросин приводит бесценные сведения, дабы показать, где искать объяснение самоистребления.

Образовалась целая школа последователей Евфросина, которая вела большую духовно-просветительскую и исследовательскую работу. Был собран объемный архив полемических сочинений и материалов о самосожжениях, прежде чем «Отразительное писание» увидело свет: «…у Мины есть оне все собраны, и листам и главам число, а зде то краткости ради оставльше…», - пишет Евфросин о своем сочинении, которое фактически явилось резюмирующим документом, созданным по итогам большой работы.

                                                * * * * * * *

 В музее «Кижи» находится сборник сочинений 16-18 вв., посвященных самосожжениям (см. Н.С.Демкова). Среди них выделяется «Жалобница» поморских старцев, созданная в том же 1691 году: «Соборное наше о Христе о нужных предложение и жалобное моление от сердечнаго воздыхания со слезами от нас, убогих и скитоживущих поморских старцов, по именованию смирених и скимоиночествующих священноюродиваго Андрея, Галагтиона, Мины, Иринарха».  От лица «всего множества православных христиан, живущих в Приморье, северных краях» обращаются авторы к «аввам отцам и богомудрым старцам», к своим «всюду рассеянным за имя Христово пречестным отцам и братьям», к   «ревнителям отеческого благоверия» и  «ко всему богоименитому собору правоверных» с «молебной просьбой», дабы они рассудили о «нелепом учении самоубийственной смерти».

 «Жалобница» описывает, как все началось:  «В лето от воплощения Слова Божия…1666-е, в царствующем граде великоросийской державы было отступление от отеческого благочестия православный веры, от злочестивого деяния и лукавого сонмища злобою и нечестием Никона патриарха, который из пастыря превратился в волка и, рассвирепев  на стадо Христовых овец, разогнал их  по горам и пропастям земным, и из-за этого бесчинства было оскудение пастырям». Одни «благочестивые» ушли от «нечестивцев», другие «как добрые воины Христовы, мужественно ополчились против нечестивых, и… за благочестие души свои нещадно положили». Кто ушел в горы и леса, а были и такие, которые переметнулись в «латиноримский костел».

 «И вот по городам и весям стали ходить какие-то учители, предлагающие простым людям необычное учение, странно толкующее божественное Писание и толкающее их на неведомый путь – нелепое учение самоубийственной смерти. Эти многие учители, иноки и мирские, стали в нарушение истинных догматов, рассуждать по неправой вере. Только по виду они были благоверные и мирные, на деле же – убийцы.  Растеклись по северным краям эти проповедники соблазна, и скоро пленили немалую часть русской земли; и по сей день толкают на самогубительное сожжение [жителей]  полунощных и западных сторон».

Смущали эти проповедники «малодушные простые сердца поселянского народа», внушая необходимость «беструдного спасения» и «пресветлого мученичества» за «воздаяние будущих благ» и «так соблазняя на саможигательную смерть изветом по ревности за правую веру; на деле же было это от писания порочного…».  В «Жалобнице» описано, как массовые сожжения, начавшиеся по наущению «учителей» в «поволжских палестинах», вызвали «запустение великое».

По размышлении становится ясно, пишет «Жалобница», что «не подобает истинным христианам такое творить и [самосожегшимся] считаться мучениками. Истинное мученичество тогда настоящее, когда оно есть страдание от мучителей, а самоубийственные смерти, по Писанию, порочны».

«Но некоторые, презрев это отеческое рассуждение, захотели сами быть в чину учителей и стали распространять догмат самосожжения, призывая к быстрейшему покаянию чрез очистительный огонь… Свои мысли и по-особому перетолкованное Божественное Писание они изложили и издали в тетратных свитках, и эти тетратки предпочитали Евангелию».

В «Жалобнице» в подробностях описываются ужасные случаи самосожжения, «как в аду и геенне»,   произошедшие в разных местах России. Приводятся такие малоизвестные факты, как то, что в некоторых местах перед сожжением практиковался массовый «свальный грех» – «соборное совокупление», и для этой цели даже строили особые «храмины». (Это напоминает практики радений у хлыстов).  «И всюду процветал грех, как терние»… Рассказывается и о том, что отнюдь не бескорыстны были «учители»  не спешили сгореть вместе с паствой: жертвы «отдавали все имущество в руки учителям своим. Те же, взявши имущество, уходили без вреда восвояси». 

Самосожжение, инициированное «учителем», как правило, производилось «не тайно, но всем явно», и при этом родные, «поселяне» и воины безуспешно пытались уговорить смертников выйти из укрытия, куда они себя заключили. Авторы потрясены произошедшим в г. Романове: «Все это было в пределах города Романова, в Палестине Пошехонской волости, где около пяти тысяч простого народа поселянского сожги себя из-за учения и поощрения учителей романовских».

Некоторые старообрядческие «ревнители», прослышав о проповедничестве романовских учителей, пришли в Романов и пытались их наставить, однако столкнулись с маниакальным высокомерием и непоколебимым еретичеством: учители  «в ответ от гнева и ярости перешли на прекословие и стали предлагать свое неприличное учение, и показали свитки самовольного перетолкования Писания, учинив прение великое… и только себя со своими коваными сердцами считали мудрыми, утвердив закон самогубительного сожжения в нарушение истинного церковного догмата…».

 Далее описано, как от Романова «огненная река» потекла и разлилась  до моря «в полунощных странах… И помрачилась светлая Русь…  дымом сожжения человеческих телес…. Отреклись люди от добродетельного покаяния, отвергли трудолюбие и пост и, предавшись растленной жизни, говорят друг другу: «Едим и пьем, наутро же очистим огнем согрешения наши!» И порушилась добродетель, и умножилось беззаконие». 

Авторы «Жалобницы» не сомневаются, что самосожжения в массе своей организованы и внушены «учителями», которые манипулируют толпами поселян, «словно бессловесными животными в день заколения».

«Соборное полезное рассуждение» авторов «Жалобницы», по мнению некоторых историков (Н.С.Демкова), приняло форму «заочного» старообрядческого собора 1691 г. против самосожжений. Вся ситуация и богословские вопросы обсуждались на основе письменных текстов, приносимых в скиты и пустыни «служителями всего собора» вроде Мины. Соображения скитоживущих иноков записывались в «письмах», которые распространялись далее и способствовали выработке общего мнения.

                             * * * * * * *

           В «Отразительном писании» Евфросина, «гари» – «бесовское  дело», греховное, бессмысленное и жестокое действо, внушающее ужас и отвращение, стимулирующее самые низкие инстинкты: «С рогатинами враги носятся в огонь, собирают [что уцелело] и животишками [вещами] отморными [уморенных] злодеев наделяют». Автор пытается исследовать первоистоки этой беды и видит их в «капитоновщине». Ссылаясь на Священное Писание и святоотеческие труды, Евфросин отказывает погибшим в «гарях» и организаторам самосожжений даже в праве именоваться христианами. Он снимает с мнимых пророков ореол святости и мученичества, которым они  были окружены в представлении темных, внушаемых масс, называет  их «палачами», «мучителями» и пишет о «нечеловеческом естестве учителей сих окаянных». Кроме того, они, по мнению Евфросина, просто грабители, которые прибирали к рукам имущество жертв своей проповеди: «Зажигатели» людей «научат и сожгут, животишка [имущество] возьмут». О разбойничьей сущности «учителей» писали и поморские «жалобщики».

         Пророчество подстрекателей, по мнению Евфросина, ведет к распространению ереси, и из учения о «самоубийственных смертях» развивается «христовщина», хлысты.

          Как и поморские авторы «Жалобницы», Евфросин  видит первопричину податливости «поселян» к пропаганде «истлителей» в невежестве: темные люди не понимают, что нельзя «одними тетратками», по которым читают свои проповеди лжеучителя, «управить» «всю вселенную», и призывает разобраться в мудрствованиях подстрекателей, а для этого – «покопать   книжные жилы», поискать мудрости у «искусного мужа… в учении и в правилах ведомцу и хитрецу».

По-иному, однако, он относится к случаям, когда люди шли на смерть, не отрекаясь от своей веры, словно защищая последний бастион. Так, он описывает сожжения в Дорах как истинную трагедию со многими жертвами. 

Евфросин выступает в защиту идеи жертвенности ради веры, когда защищает от злых наветов на протопопа Аввакума, которому идеологические противники приписывали разные неподобающие высказывания. В 17 в. ходило немало подложных сочинений, приписываемых Аввакуму. Евфросин писал: «Где увидите письмо, надписание именем Аввакума, не верьте тому. Мне не един уже покаялся, "аз-де многих прелщал, сложа писмо сам, как знаю, и подписал Аввакумово имя"». Впоследствии известный поморский богослов и историк 18 века Семен Денисов назвал клевету на Аввакума «неистинным баснословием».

                                           * * * * * * *

П.С.Смирнов считает, что в 1693 г. на Керженце состоялся «сход при великоученом отце Евфросине», с участием его помощников Мины и Галактиона Слепого, осудивший сторонников самосожжений.

Выступая против апокалиптического отношения к реальной действительности, инок Евфросин утверждает, что жизнь — это «великий дар Божий», и нельзя самовольно «убегать» от «долгих трудов и потов», ее наполняющих. Больше того, тот, кто толкает людей на путь самоубийства ради «беструдного спасения», является настоящим врагом «светлой России», виновником ее «опустения».

Ибо сказал Апостол Павел: «И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1Кор. 13, 3).

                                     * * * * * * * *

И все же основная масса старообрядцев, поповцев и беспоповцев, избежала гибельного воздействия «пророческой» гностической пропаганды.  Они осваивали новые края, трудились и защищали родину, учились и накапливали трудом добытые капиталы. Они глубоко верили в Бога и сумели пережить все репрессии, тяготы и лишения. Старообрядцы и их потомки стали гордостью российской нации, ее опорой.   

И вот масс-медиа отождествляют апокалиптически-фанатическую «капитоновщину» со всем православным сообществом старообрядцев. Такое «сужение» приводит к подмене понятий. В другом месте статьи, о которой идет речь, старообрядчество и вовсе увязывают с арианской ересью. Да и вообще вся русская церковь до раскола объявляется «на грани ереси». В статье еще много всякой неправды, доходящей до абсурда и оскорбления: нелюбовь старообрядцев  к «власти вообще», «подрывная деятельность старообрядцев в российской государственности», их непатриотичность и руководство бунтами «казачьей голытьбы и инородцев» и  др. По сути, статья демонстрирует весь набор типичных клеветнических измышлений против старообрядцев: они  объявляются раскольщиками, еретиками, сектантами и даже обновленцами.

Неопровержимые контраргументы в защиту старообрядцев – «раскольников», как их называет П.И.Мельников-Печерский, звучат в его «Письмах о расколе»:

«Все названные сейчас сектаторы [=сектанты] – не раскольники и не имеют ничего общего с раскольниками. Только одно невежество наше ставит их в одну группу с раскольниками. В простом народе ни духоборцы, ни молоканы, ни хлысты, ни скопцы и им подобные не считаются и не называются «раскольниками». Эти темные, по выражению самого народа, секты, о которых многое еще не разъяснено, существуют у нас совершенными особняками; не только православные, но и самые раскольники дичатся последователей этих сект, питают к ним какое-то отвращение и даже суеверный страх, весьма близкий к страху черта или ведьмы, считают их какими-то загадочными кудесниками, плюют и крестятся при одном упоминании об них. По понятиям простого народа, и православного и раскольников, эти сектаторы – такое явление, которое ни на что не похоже в обычном ходе и развитии русской народной жизни. И все последователи этих сект отрешаются от интересов современной гражданской жизни простого русского народа, они совершенно равнодушны к успехам развития этой жизни, еще менее имеют они сочувствия к преданию, ко временам прошлым. Для них все в их баснословном будущем: большая часть молокан ждет Араратского царства, падения Асура [Читайте наоборот: выйдет русса. Толкование молокан.] и тысячелетнего всемирного покоя; хлысты и скопцы ожидают торжественного возвращения «из неведанной иркутской стороны» их «искупителя-оскопителя, царя Петра III Федорыча». И те и другие думают, что, когда осуществится их чаяние, наступит золотой век. Этот золотой век, который, по их понятиям, наступит в отдаленной будущности, они считают идеалом земной жизни, презирая все прошедшее, все настоящее, все близкое будущее. Все эти еретики, говоря каноническим языком, - все эти секты – не наши, не русские; они возникли и развились не на русской народной почве, а занесены к нам в разные эпохи из чужих краев и привились к русскому народу как нечто чуждое и доселе. У них нет никаких преданий, ни исторических, ни догматических, ни обрядовых, между тем как предание всегда нераздельно со всяким верованием русского человека. У них нет преданий, связанных с историческими преданиями русского народа <…> В самом быте последователей еретических сект утратились или извратились многие отличительные стороны русского народного быта. Все это нашему народу чуждо.

 И беспоповщинская и поповщинская секты [=согласия] возникли на русской земле. В них нет ни малейшей примеси чего-либо чужеземного. Они сложились из народных элементов. Это в полном смысле русский раскол. <…>  

Разница в воззрении еретиков и раскольников на православие объясняется тем, что последние как отделившиеся от церкви смотрят на нее с горьким, враждебным чувством как на изменившую, по их мнению, древним своим уставам, как на бывшую когда-то с ними в единении, а потом разорвавшую связи общения. Между тем еретики видят в учении господствующей церкви совершенно чуждое для них учение, столь же чуждое, как римскокатоличество, протестантство и пр.».