Древлее благочестие и  благотворительность

Часть1.

Благотворительность как нищелюбие

Самоорганизация старообрядцев - историческая необходимость

Церковная реформа царя Алексея Михайловича и Никона разрушила не только духовное пространство Руси. Разрушался весь социально-экономический формат русского общества, базировавшийся на веками складывавшемся  православном порядке вещей. Русский человек, объятый апокалиптическим ужасом, терял опору под ногами. Казалось, самому существованию русского народа угрожал смертоносный враг. Этим врагом была чужеродная духовная сила, в понимании народа – антихрист. На протяжении веков русские доказывали свою победную мощь: завоевывали труднодоступные земли, одерживали верх в битвах. Но теперь угроза исходила оттуда, где было средоточие всей русской жизни: из Кремля, от ГОСУДАРСТВА. «Зверь», разрушающий устойчивый миропорядок, ассоциировался с самим царем-государем, поставленным на сплочение и защиту народа, но предавшим его. И, как в прежние века, самые сильные духом приняли удар и стали защищать свое жизненное пространство – на это раз духовное. Начался великий «раскол», который был ничем иным, как гражданской войной, равной которой не было в истории – ни по значимости, ни по длительности. Раскол выделил из всей народной массы старообрядческий субэтнос, обладавший особыми  характерными признаками, которые отличали его от новообрядческого, «никонианского»,  населения.  

* * * * * * *

Характер отношения к старообрядцам со стороны государства со временем изменялся: лютость сменялась смягчением, преследования – некоторыми свободами. В основном государство и официальная церковь пытались решить проблему взаимоотношений со староверами репрессивными способами, с помощью запретов, насилия и тяжелых налогов.

После Собора 1666-1667 г. старообрядцы, бросая родовые гнезда, бежали в недоступные для государева ока места. Бежали за границу - в Польшу, Великое княжество Литовское, Швецию, Пруссию, в Турцию, в Китай и в Японию. В России бежали на север, в Поволжье, уходили еще дальше – на Урал и в Сибирь. Укрывали беглецов и непроходимые леса центральной России. Масштаб социальной катастрофы был огромен. Так, при Петре I, по сведениям Сената, находилось в бегах более 900 тысяч душ, что составляло около десяти процентов общего числа тогдашнего населения России и  гораздо больший процент РУССКОГО населения.

На новые укромные места, вслед за старцами и пустынниками, приходили большие группы старообрядцев. Староверы основывали «пустыни» и общежительства, строили свои церкви, монастыри, скиты. Хотя это строительство преследовалось, все же со временем колонии старообрядцев сформировали такие крупные  центры старой веры, как Керженец, Стародубье, Клинцы, Новозыбков, Ветка, Иргиз, Выгореция.

С воцарением Екатерины Второй политика в отношении старообрядцев становится более либеральной. Беглым раскольникам было объявлено полное прощение, если они возвратятся в Отечество; им было позволено селиться в любой местности, выбирать род деятельности по желанию, носить бороды и традиционное русское платье. Указ Синода от 22 марта 1800 г. обязывал приходских священников терпеливо и гуманно относиться к старообрядцам. Вследствие всех внутриполитических послаблений были созданы мощные старообрядческие общины в Москве, Санкт-Петербурге, Поволжье и других местах – центры притяжения всего русского старообрядчества.

Но, несмотря на формальное развитие веротерпимости, права старообрядцев ущемлялись. Старообрядческие «толки» не приобрели официального статуса не только по отношению к официальному православию, но и по отношению даже к более малочисленным религиозным группам (буддистов, лютеран и др.).  П.М.Мельников-Печерский подробно описывает, как уже в середине 19 века из Перми, крупнейшего центра российского старообрядчества, была подана петиция на самый верх с целью приобретения старообрядчеством официального правового статуса. Инициатива, после длительных проволочек, так и не увенчалась успехом.   

Исследователь старообрядчества И.А.Кириллов в 1914 году писал в своей книге «Правда старой веры»: «Следует заметить, что крестьяне-старообрядцы были сплошь и рядом в худших условиях, чем остальные крестьяне: их давил двойной гнет – помещичий и преследование за религиозные убеждения, позднее они были дойной коровой для администрации и «православного» (?!) духовенства. Но все эти преграды на пути развития сказались ничтожными, и развитая духовно личность старообрядца перешагнула через них и невольно выделилась светлым пятном на общем современном фоне разгильдяйства и народного одичания».

* * * * * * *

В условиях постоянного притеснения и бесправия, когда старообрядчество было фактически поставлено вне закона, его последователи не могли рассчитывать на какую-либо помощь или защиту со стороны официальной власти. Жизнь заставила старообрядцев выработать новые формы социального общежития, которые позволили им сохранить свои обычаи, пронести через века первозданную, генетическую природу русского человека, доказать превосходство «древнего благочестия» над той этической системой, которая навязывалась русскому характеру извне.

Эти новые формы социальных взаимоотношений предполагали, прежде всего, общинность и взаимную поддержку.  Вся жизнь человека должна была подчиняться соборным решениям. Историческую борьбу за выживание можно было выиграть лишь всем вместе – так же, как вместе в годы лютых гонений выживали в лесной келье или вовсе без крыши над головой, в построенном наспех среди лесов и болот  укрытии или в северном монастыре. Вместе защищались, а если это было уже невозможно, – вместе гибли в огне.

Старообрядцы, не надеясь на противопоставившую себя им государственную систему, де факто самоорганизовались в свое собственное государство, имея в виду, что эта новая выстроенная общественная система выполняла по отношению к своим гражданам все те функции, которые предписаны любому государству, а именно: защищала своих людей всеми возможными способами, развивала культуру и образование, обеспечивала социальную поддержку. Главными задачами, которые выполняло негласное старообрядческое «государство в государстве»,  были физическое выживание субэтноса, сохранение веры отцов (а для этого развитие грамотности и сохранение культурного фонда), сохранение идентичности старообрядческого субэтноса.  

Формой внутриобщинной социальной поддержки была благотворительность, которую можно рассматривать как мобилизационный механизм, основанный на православной ментальности.    Любовь к ближнему как основная заповедь христианства стала краеугольным камнем этики старообрядчества, скрепляющим его ряды во все времена. Именно эта этика   легла в основу сложной системы социально-экономических отношений, обеспечивающих старообрядчеству выживание и успешность. Христианская любовь, воплощенная в социальную функцию заботы о ближнем и взаимной поддержки, стала проявлением инстинкта самосохранения старообрядческого субэтноса, гарантией сохранения истинной  веры и движущей силой развития старообрядчества как общественной группы. 

Изучение опыта самоорганизации и социальной поддержки  в старообрядческой среде дает богатый материал для ученых о развитии процессов в изменяющейся и неустойчивой социальной действительности.    В настоящее время благотворительность ассоциируется прежде всего с миллионерами-филантропами вроде Билла Гейтса или Владимира Потанина,  а также крупными компаниями и фондами. Но в период зарождения благотворительности как вида социально-экономической деятельности благотворительность имела религиозные корни. Так было в России, так было в других странах. В Британии, к примеру, главными благотворителями в 19 веке были приверженцы радикального движения христианских реформаторов – квакеров. В основе догматики этой конфессии лежат, помимо прочего,  отсутствие обрядов и священства, аскетическая простота, честность. Ряд запретов ограничивал их деятельность, и, по сути дела, единственной сферой самореализации и жизнеобеспечения был бизнес. Наиболее успешные и старинные английские банки Lloyd`s и Barclay`s были основаны квакерами и долгое время оставались семейными предприятиями. То же можно сказать и о знаменитых фирмах Cadbury и Rowntree.  Коммерческий успех квакеров, так же, как и старообрядцев, во многом обеспечивался благодаря их общественной репутации как честных и верных слову людей.  Историки утверждают, что в середине XIX века большинство общедоступных больниц, а также школ и университетов, в Британии и США работали благодаря квакерским деньгам (Сол Московиц). 

* * * * * * *

И.А.Кириллов писал: «В чем старообрядчество видит идеал человеческого общежития, как оно смотрит на социальный вопрос? Чтобы услыхать от старообрядчества ответы на эти вопросы и разгадать сокровенные мотивы его общественно-хозяйственной деятельности, необходимо…стать на точку зрения религиозного критерия всех жизненных явлений. Священное писание и учение отцов Церкви – вот источник, питающий старообрядческое мировоззрение…». Благотворительность в среде старообрядцев имеет под собой многовековое основание;  «древлее благочестие» естественным образом перешло к тем, кто хранил в неискаженном виде православную веру, а вместе с ней весь комплекс   христианских моральных норм и установок, кто «стоял на прежнем пути».

«Вечное начало, русский дух…»

Есть мнение, что милосердие и сострадание всегда было свойственно русским. Известный русский историк, писатель и журналист XIX века, исследователь древней Руси  Михаил Петрович Погодин (1800-1875) писал, что «заботиться о стариках, недужных и больных было первейшей обязанностью и общей добродетелью славян». Великодушие и доброта русских имеют генетическую природу, т.к., с его точки зрения «вечное начало, русский дух» лежит в основе русской истории, и ей изначально не свойственна внутренняя борьба, которая характерна для Запада из-за его природной склонности к агрессии. В русской истории, по Погодину, много «чудесного и необъяснимого», и поэтому она не может быть подведена под ту или иную рационалистическую теорию. Можно добавить, что многие явления в русской истории сложно объяснить иначе, чем особенностями русской души, которая определяется генетическим кодом русского человека, данной ему от Бога сущностью.  

<<< Михаил Погодин. Портрет В.Перова

Природные качества русского характера усилились и воплотились в осознанную  благотворительную деятельность после крещения Руси, когда заповедь Христа о любви к ближнему приобрела статус нравственного закона. Благотворительность на Руси начала христианской эпохи не была государственной обязанностью власть предержащих; она имела духовный смысл, служила выражением приверженности учению Христа. Тогда благотворительность имела форму нищелюбия - проявления участия к нищим, «сирым и убогим». Историк 19 века В.О.Ключевский пишет: «Человеколюбие у наших предков было то же, что нищелюбие, и любить ближнего значило прежде всего – накормить голодного, напоить жаждущего, посетить заключенного в темнице... Древняя Русь понимала и ценила только личную, непосредственную благотворительность, милостыню, подаваемую из рук в руки, притом "отай", тайком не только от стороннего глаза, но и от собственной "шуйцы" (левой руки – ред.)». Милосердное подаяние социально и физически обделенным людям было символическим актом спасения: «В рай входят святой милостыней». Подаяние рассматривалось православным обществом как деяние, вменяемое человеку всем комплексом религиозной догматики и подтверждающее его причастность к Святой Церкви.  «…и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся» (Мф.5:40-42), - учит Христос.

Нищие и убогие, не причастные к земным благам, вероятно, ассоциировались в сознании православного человека с пророками и аскетами-первоотцами Святой Церкви, отринувшими земные блага ради духовного подвига. Однако, несмотря на распространенность среди историков прямой привязки благочестивого нищелюбия к христианской морали, эта тема намного сложнее, чем кажется на первый взгляд. 

И.Г.Прыжов: история «нищих и убогих»

Опальный социолог

Исследователь и публицист Иван Гаврилович Прыжов (1827-1885), сын  вольноотпущенного крестьянина – участника войны с Наполеоном, практически неизвестен современному читателю. Талантливый, но не сделавший карьеру из-за низкого происхождения, он изучал историю, фольклор, народный быт России и Малороссии, знал несколько иностранных языков. Не будучи профессиональным исследователем, он был образованнейшим человеком, собирателем книг, патриотом, человеком, искренне жаждавшим справедливости. «Неудачник», насмешник и радикал, он, однако, собрал беспрецедентно богатый фактографический материал по русской социальной действительности. Прирожденный социолог, он обряжался в рубище и проникал в самые закрытые уголки – в кабаки, в места обитания нищих и юродивых. В 1869 году обстоятельства привели его в организацию «Народная расправа», возглавляемую авантюристом-«революционером»  С.Нечаевым. Осужденный по ложному обвинению,  И.Г.Прыжов 12 лет провел на каторжном поселении в Забайкалье в бедности, лишениях, болезнях. Его судьбу разделила жена, украинка О.Мартос, добровольно приехавшая к месту ссылки мужа. Возможно, Божий Промысл послал И.Прыжову за его заслуги перед народом то, что дано далеко не каждому преуспевающему человеку – преданность и любовь женщины. 

В своих работах он описывал «все главные явления народной жизни», т.е. ту сторону социальной действительности, которая оставалась «за кадром» исследований большинства историков. Он писал о питейном деле и пьянстве («История кабаков в России в связи с историей русского народа»), нищенстве, о роли государства в регулировании этих процессов, об «иноземном» (татарском, еврейском) участии в развитии этих явлений и пр. Не все можно принять в его книгах, не со всем согласиться. По цензурным соображениям его книги мало издавались в царское время. Не издавались они и позже. Но И.Прыжов, иногда демонстрируя разоблачительную откровенность, разрушил главнейшие стереотипы, касающиеся имиджа русского народа. Он показал, что пьянство и нищенство как общественные явления отнюдь не свойственны русской натуре, что фраза «Руси есть веселие питии», приписываемая князю Владимиру, неверно истолковывалась. До Прыжова считалось, что пьянство - это как бы исконная русская традиция. Историк показал, что пьянство, «окабачивание», по сути, было навязано русскому народу. «Но и теперь, как и всегда прежде, далеко не весь народ пьянствовал, а потому хлеб сеялся по-прежнему, портной и сапожник по-прежнему шили платье и сапоги, и весь мир шел своим порядком...», - писал он.

Что касается нищенства, то И.Прыжов говорил: «Так известно, что русский народ – враг нищенства и побирушества, что это вообще здоровый, честный и гордый народ».  Его книги полны нелицеприятных фактов, сатиры – и юмора! Но между строк, в цитатах, в эпиграфах, в самих выводах светится большая любовь к своему народу, гордость за его историю, желание для него лучшего будущего.

Нищелюбие было распространено уже в Византии, но, несмотря на то, что Номоканон определял, что «богатым серебро дарует Бог нищих ради», императоры (Феодосий, Юстиниан) издавали декреты для ограничения распространения нищенства в Византии. По мнению И.Прыжова, «нищенство на Руси было одною из сил, разъедавших народный организм». Каково же было нищелюбие на Руси и как оно развивалось во времени? Почему старообрядчество, щедрое в благотворительности, само несовместимо с нищетой?  

Древнерусская космогония в творчестве странствующих певцов  

В своей книге «Нищие и юродивые на Руси» И.Прыжов подробно описал явление нишелюбия и нарисовал образы самых известных персонажей из малоизученной среды социальных маргиналов. Его взгляды лишены сентиментальной идеализации последних, и он не считает их неотъемлемой частью образа «Святой Руси», что характерно, к примеру, для славянофилов. Хотя в его историческом повествовании вместо умиления звучит горькая усмешка и даже некоторый цинизм, а определения спорны, тезисы И.Прыжова поражают глубиной и актуальностью. Они перекликаются с выводами ряда историков и лингвистов 20 века, например, современной теорией Юрия Петухова (1950 – 2009) – такого же неудобного для официозной гуманитарной науки! - о происхождении русского народа как наследника самых древних этнических метаформирований (первозданного суперэтноса «русов» – бореалов (гиперборейцев севера) –индоевропейцев). Нищелюбие на Руси как культурный феномен существовало задолго до христианской эпохи, по мнению И.Прыжова. Корни «древлего благочестия» уходят в глубину тысячелетий. Психокультурный комплекс, формирующий идентичность благочестивого русского человека, намного древнее, чем принято считать. 

Худ. Всеволод Иванов. «Исход гиперборейцев»

И.Прыжов пишет: «На нищих перешли черты древних мифических лиц, и поэтому сами нищие явились хранителями некоторых вещих словес древнего времени. В преданиях всех индоевропейских племен мы встречаемся с богами, которые путешествуют и странствуют по земле <…> В позднейших преданиях эти древние странствующие существа принимают христианские названия и обращаются уже прямо в нищих. Это последнее предание составляет существенную сторону русских народных легенд, а иногда и сказок <…> и на том же самом основании, как небесные силы, с которыми бьются богатыри и погибают, как эпитеты «святая Русь», «святорусская земля» и пр., означают не христианские, а древнемифические понятия, так точно и нищий, - как святой человек, имеющий святое происхождение, должен быть понят в древнейшем, мифическом смысле, как и понимает его народ. На основании этого мифического происхождения получают значение и все принадлежности нищего (сума – святой кошель, святая милостыня, нищенский посох) <…> наконец, можно думать, что на образ нищего прямо перешло какое-нибудь древнее мифическое существо, и поэтому в настоящее время видимое сострадание к нищему часто не что иное, как тайное сочувствие к забытому по имени богу».

Подаяние в виде денег, продуктов питания, одежды, других ценностей  практиковалось в глубокой древности отшельниками и аскетами, монахами различных религий. Примером могут служить монахи-аскеты бхикшу – представители древнего индуизма. В поиске духовного совершенства  человек на этапе санньясы (sannyāsa — отречение) отказывался от материальной жизни и сосредотачивался  на духовном. Санньясины, расставшись с имуществом, становились странствующими монахами-миссионерами и жили подаянием.

Изначально подаяние имело символический смысл для обеих сторон этого ритуального акта: тот, кто принимал его, совершал аскетический подвиг укрощения гордыни. Православный  христианин, подавая, как бы обращает взор к Богу и символически расстается с земными материальными благами.

Происхождение этой традиции уходит в глубину тысячелетий: «в эпоху падения древнего мира и в Греции стали являться нищие, жившие во имя божества. По городам, селам и деревням Греции… блуждали люди, которые ничем не занимались, жили одной милостыней. Они носили с собой изображения сирийской богини (древнесемитской богини плодородия Деркето – ред.), давали представления и собирали за них оболы и драхмы, фиги и сыр, и другие подаяния».

Впрочем, сакральная природа подаяния в течение веков искажалась и подвергалась профанации.   

* * * * * * *

Русских нищих, по мнению И. Прыжова, нельзя рассматривать как однородную массу, они разделяются «на несколько классов». Древнейшим образом нищего, по мнению исследователя, является образ странствующего сказителя-певца. «Нищими, сохранившими черты древнего индоевропейского праэтноса, были «нищие певцы», калики перехожие, которые «сохранили до наших дней, донесли по памяти, как они сами говорят, древнейшие космогонические предания о сотворении мира и сохранили даже самую древнюю форму предания, именно загадку, которая составляется из вопросов и ответов. В каликах перехожих сохранились некоторые черты древних славянских певцов…».

<<< Из темной глубины веков.

Худ. Б.Ольшанский

«Так мы знаем, на древних пирах индусов певались великолепные стихи «Рамаяны» и «Махабхараты». Русские, как и все индоевропейские народы, вышедшие из «своей  арийской прародины, вынесли с собою запас поэтических воспоминаний и поэтов, которые с тех пор сделались существенной принадлежностью каждого из европейских народов: к кельтскому ли, раньше других пришедшему в Европу, или к более поздним германским и славянским племенам».

В ту эпоху освоения мира в центре его «стояли певцы, как глашатаи божественных словес, посредники между божеством и человеком. <…> Народный певец, таким образом, осенялся в понятии народа высшею благодатью и окружался светлым мифическим ореолом».

<<<Баян.Худ.В.М.Васнецов

«Как поэзия шла от богов, по народным верованиям, так и самые певцы получали божественное происхождение.  Такому светлому понятию о певцах не мешала и самая слепота некоторых из них… Народные певцы считались не только глашатаями вещих словес, провозвестниками счастья, но и служителями богов… Вещие певцы жили у князей и бродили по жилищам, вдохновляя народ на великие подвиги».

В подтверждение теории о происхождении индоевропейских народов из  одного суперэтноса И.Прыжов проследил сходство в образах европейских древних певцов (кельтских бардов, славяно-скандинавских скальдов, аэдов в древней Греции и др.), распространяя область расселения славян в Западную Европу и на Север (Ю.Петухов).  Бродячие «народные певцы представляли собою видимую духовную связь между различными славянскими племенами, … и тем более что тогда певцы и песни разных племен имели много общего между собою, родного; пели, может быть, об одних и тех же предметах». Историк указывает на сходство между певцами-сказителями Европы (Скандинавии, Бретони, Южноевропейских стран) и русскими кобзарями, волочобниками и каликами. Творчество певца-сказителя «калики перехожего» было особенно распространено в Архангельской и Олонецкой губерниях – на севере Руси,  прародине, в «стране-Гиперборее», не будучи характерно для южных районов (Украины), и именно на севере сохранился византийский и героический дух. «В Олонецкой губернии открывают теперь окаменевшие киевские былины, унесенные народом от древнерусского разгрома… С Киевской Русью, передвинувшейся на север, ушли туда и русские былины».     

Калики перехожие – северные странники

По мнению выдающихся культурных деятелей 19 века (П.Бессонова, В.Даля), калики выражают определенную «ступень народного развития». По словам В.И.Даля, калика – это «богатырь во смирении, в убожестве и богоугодных делах», а калика перехожий «странствующий, нищенствующий богатырь». Самое имя калика производят от названия обуви средневековых странников (лат. caligae, calicae), изготовленной из лоскута кожи, стянутого в подъеме ремнем. В Древней Руси слово калика или калека обозначало не искалеченного человека, а странника, побывавшего в святых местах. В русских былинах упоминаются целые братчины калик, снаряжающиеся из Волынца-Галича, или из пустыни Ефимьевы, из монастыря Боголюбова в путь к славну городу Иepyсалиму. Былинные калики — дородные добрые молодцы, силачи, иногда красавцы, одетые в шубы соболиные, в лапотки семи шелков, с вплетённым в носке камешком самоцветным; костюм их дополняют сумки из рыжего бархата, клюки, иногда из дорогого рыбья зуба (моржовых клыков), и шляпы земли греческой. Так, например, калека Карп Данилович является предводителем отряда молодых псковичей в стычке с немцами в 1341 году.

<<<Александр Белов.

«Странники»

Совершив странствование ко святым местам, неимущие калики пользовались особым уважением и нередко оставались уже на всю жизнь перехожими просителями милостыни, которою снискивали себе пропитание – нищими странниками. Странствуя по святым местам в Греции и Палестине, русские калики встречали там странников, которые пели перед собравшейся толпою священные песни и жития. Способ снискивать себе пропитание пением духовных стихов был перенесен, по мнению историка 19 века И. И. Срезневского, на русскую землю так же, как и одежда калик, как она описывается в былинах (Брокгауз и Ефрон).

Калики перехожие оказывали сильное влияние на религиозные и нравственные представления русского народа и особенно содействовали распространению в нём аскетического идеала. При этом духовные стихи соединялись у них с богатырским эпосом.  

И.Прыжов, ссылаясь на старинную песню о сорока каликах с каликою, записанную Киршей Даниловым (18 в.), пытается отыскать исторические корни образа нищих-калик: «Калики жили преимущественно около монастырей… ходили они артелями по сорока калик с каликою…Приходя на место, они становились в круг, клюки-посохи в землю втыкали, и на них вешали сумочки. В этих наружных признаках калик перехожих мы находим, без сомнения, черты древних славянских певцов <…> ходили они по селам и деревням, по городам и пригородам и собирали милостыню, чем бы, по словам песни, молодцам душу спасти. Вещий голос древнего певца слышится в зычном крике калик <…> на основании довольно темных для нас древних верований, когда слово «бог» имело более частное значение, всякий человек, лишившийся зрения, языка, членов тела, переходил поэтому в ведомство бога, ему благопрятствовали высшие силы., он делался убогим (небога)».

Сказания калик наполнены эсхатологическими мотивами. «Тема “мук змииных” развивается в тему антихриста, приближение которого ожидается ежеминутно… Злой враг орудует всей человеческой жизнью, он даже уничтожает самодержцев:

И злый ненавистник враг,

Властолюбец богомерзкий,

Не может зрети самодержцев…

Вечная борьба с нечистыми силами далее переходит во вражду ко всему, что только возбуждало неудовольствие древнерусского грамотника, но о чем народ иногда и не слыхал. Мифическое предание о земле, принимающей кровь, обращается в землю, пожирающую кровь жидовскую, а отсюда Ироды, …В том же духе идет плач о народах, захваченных дикими людьми и заключенных в темницах, и проклинаются Мамаи и т.п. За Мамаем-царем той же участи подвергаются Диоклетианы, «безбожни еллини»…».

Древние калики отвергали и осуждали «раскол», «ругающий святыне», но под «раскольниками» они подразумевали все злые силы, разрушающие православие. В понимании калик к раскольникам следовало бы отнести не хранящих старый обычай, а новообрядцев, разрушающих старину.

Многие древние образы и верования калик были усвоены старообрядцами. Известно, как в ожидании смерти от царя-«антихриста» староверы ложились в заранее изготовленные гробы. Именно древние калики, пишет И.Прыжов, с их эсхатологическими предвидениями, употребляли «песни гробам»:

Вы, гробы ли, гробы,

Привычные нам домы.

Именно калики поучали о спасении в пустыне. «Бегство из городов и сел и блуждание по свету, обусловливаемые то нуждами земли, то известными гражданскими обстоятельствами, представляют одну из замечательных сторон Древней Руси. Бегство народа прежде было или простым передвижением с места на место, или молчаливым протестом, но с конца XVII века оно стало обращаться в аскетическое учение о пустыне. При посредстве различных писаний возник в обществе образ пустыни, влекущей к себе всякого живого человека. У раскольников появилась секта странников, главным догматом которой было бегство от антихристова владычества, удаление от семейства и странствование в лесах и пустынях. Дух же этой секты, существовавшей задолго до расколов, проникал всех, и раскольников, и нераскольников. “Пойти в пустыню, где наши отцы угодили Богу, сыскать там старца, сделаться от него светозарным, и, оставив тот злобный мир, стать дивиим зверем, и тем спасти свою душу”, - таков был идеал Древней Руси, воплотившийся у каликов в образ Иосафа-царевича».

Оставивший богатство и родителей некий Иосаф-царевич бежит в пустыню, дабы подражать Христу:

Тебе, Христе, подражаю,

Нищ и бос хощу бытии

Да с тобою могу житии.<…>

Пустыня моя, прими мя

От суетнаго, прелестнаго

Века маловремяннаго <…>

Сего ради в тя прибегаю,

От антихриста убегаю,

Не знаю себе что и бытии,

Да где мне главы подклонити.

Понеже антихриста дети

Всюду простерты имуть сети;

Хотят оне нас уловити,

К антихристу покорити;

Своим ересем осквернити,

А душу мою погубити;

И пивом своим напоити,

А веру Христову потребити.

И.Прыжов указывает на «древнейшие космогонические предания славян, сохраненные каликами» – например, в стихах о «Голубиной книге» (от слова «глубина»), полной «византизма» и глубины мудрости:

Возговорит премудрый царь, Премудрый царь Давыд Евсеевич:

«Ой ты, гой еси, Володимир-князь, Володимир-князь Володимирович!

Не могу я прочесть книгу Божию. Уж мне честь книгу – не прочесть Божью:

Эта книга не малая, …. Великая книга Голубиная!

Я по старой по своей по памяти расскажу вам, как по грамоте:

У нас белый вольный свет зачался от суда Божия

Солнце красное от лица Божьего, Самого Христа, Царя Небесного;…

Ночи темные от дум Господних, зори утренни от очей Господних,

Ветры буйные от Свята Духа, дробен дождик от слез Христа,

Самого Христа, Царя Небесного. У нас ум-разум самого Христа,

Наши помыслы от облац небесныих, У нас мир-народ от Адамия,

Кости крепкие от камени, телеса наши от сырой земли,

Кровь-руда наша от черна моря…

      <<< К.Васильев. Богатырь

Подробно проследить историю и этно-социальную специфику калик «не по силам», по мнению И.Прыжова, т.к. «история русского народа – terra incognita (неизвестная земля), древний быт славян – тоже <…> народные певцы проходят с народом через всю его историю, и та, где они сохранили свое народное значение, там цела, чиста и свежа сама народность, и светла ее будущность». 

Таким образом, нищие калики – это своего рода нейроны, по которым осуществлялась связь времен и культур. Старообрядцы, интуитивно впитав   эсхатологическую и аскетическую сущность странников-калик с русского севера, их обычаи и призывы, понесли дальше это жреческое бремя хранителей ключа к времени, не позволяя прерваться связи поколений «русов» (по Петухову), не давая порваться тонкой нити, сотканной из духа, которая связывает современные поколения с древнейшими нашими предками.      

Нищелюбие в Древней Руси

И.Прыжов дифференциирует нищих на различные классы. Во-первых, это нищие «Христа ради»:  «Древние святые люди, отрекшись от богатств сего мира, запирались в монастырях и делались нищими, а на этом основании в Древней Руси все наше благочестивое духовенство и монашество, как истинные наследники древнего благочестия, считались за нищих и, в самом деле, жили милостынею доброхотных дателей. На лубочной картине, изображающей монаха, его ноги прикованы к камню с надписью «нищета».

За этим естественным положением человека, усвоившего себе идею отречения от мира, следовали все праздношатающиеся, которые занимались нищенским подвигоположничеством. К ним принадлежали «вольные нищие, отрекающиеся от своей собственности и в Бога богатеющие, неся крест смирения и терпения». Было много таких, которые, «раздав имение родителей своих нищим», нищали подобно блаженной Ульянии (Юлиания, ум в 1604 г., продав в голодные годы свое имущество, чтобы кормить голодающих – ред.)». Вероятно, примером «нищенского максимализма» является приведенный автором следующий  пример: «В рукописях Румянцевского музея находится “Слово о некоем милостивом человеке, како продаде себя, Христа ради, и в милостыню отдаде”».

От таких «духовных» нищих И.Прыжов (как и народ) отделяет «настоящих» нищих, к коим относятся «неимущие, захребетники, бобыли, беглые, погорелые, ослепшие, спившиеся» число которых увеличивалось «от отсутствия в жизни всяких человеколюбивых начал, от постоянных разгромов, пожаров,…моровых поветрий, голодных времен, рабства и пр. <…> Подачей милостыни выражалось у древнерусского человека чувство милосердия и сострадания. Если б не было нищих, человек не мог бы утешать своей совести: подать милостыню значило проложить себе путь к прощению от Бога. А потому и говорили, что:

Нищий богатым питается,

А богатый нищаго молитвой спасается».

* * * * * * *

В древней Руси общественная благотворительность была в основном уделом князей, которые должны были заботиться о благосостоянии подданных В период становления русского государства, когда еще не были созданы государственные  институты, такие меры поддержки людей были естественны. Социальная забота выражалась в частных благодеяниях; помощь была адресной, в ней воплощалось «древнерусское сострадание личному, конкретному горю, вот тому или этому несчастному случаю» (Ключевский).

И хотя в Киевской Руси благотворительность не была государственной обязанностью, летописцы, создавая жизнеописания, акцентировали не столько государственные дела и подвиги князей, сколько их поступки в пользу бедных и убогих. Летописи рассказывают о многих добрых делах князей и княгинь. Так, известно, что в честь своего бракосочетания с сестрой византийского правителя Анной Святой Равноапостольный князь Владимир Святославич (Креститель), повелел возвести в Киеве церковь Пресвятой Богородицы, где из средств казны кормили нищих, сирот и вдов. По свидетельству монаха XI века Иакова Черноризца (Мниха) в его сочинениях («Житиях» и др.) о князе Владимире, подобные благотворительные акции проводились не только в Киеве, но и в самых отдаленных местах Киевской Руси. Именно при Владимире Святославиче были построены первые богадельни, больницы и странноприимные дома. В 996 году он издает Устав (т.е. закон), определяющий обязанности духовенства по надзору и попечению за призрением бедных. Этот же устав законодательно вводит порядок, по которому    десятая часть княжеских доходов («от имения моего (Владимира.- ред.) и от град моих», ««по всей земле Рустеи от всякого княжа суда... от торгу... от всякого стада и от всякого жита»), «десятина», направляется на содержание монастырей, церквей, богаделен, больниц. Социально-благотворительная активность Владимира Святославича, его нищелюбие соответствовали идеалу христианского государя, одной из важнейших черт которого в византийском понимании было человеколюбие (φιλανθρωπα).

<<< Святой Равноап. кн. Владимир

Древнерусский летописный свод начала 12 века «Повесть временных лет» рассказывает о многих великих и добрых делах Владимира Святославича. В «Повести» описано, как после неравного сражения с печенегами, чудом избежавши гибели,   князь Владимир благодарил Бога через благотворительные кормления и раздачи:

«Избегнув опасности, Владимир построил церковь и устроил великое празднование, наварив меду 300 мер. И созвал бояр своих, посадников и старейшин из всех городов и всяких людей много, и роздал бедным 300 гривен (прим. 3 тыс. руб серебром, по Погодину – ред.). Праздновал князь восемь дней, и возвратился в Киев в день Успенья святой Богородицы, и здесь вновь устроил великое празднование, сзывая бесчисленное множество народа. Видя же, что люди его - христиане, радовался душой и телом. И так делал постоянно. И так как любил книжное чтение, то услышал он однажды Евангелие: "Блаженны милостивые, ибо те помилованы будут"; и еще: "Продайте именья ваши и раздайте нищим"; и еще: "Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль истребляет и воры подкапывают, но собирайте себе сокровища на небе, где моль не истребляет, ни воры не крадут"; и слова Давида: "Благословен человек, который милует и взаймы дает"; слышал он и слова Соломона: "Дающий нищему дает взаймы Богу". Слышав все это, повелел он всякому нищему и бедному приходить на княжий двор и брать все, что надобно, питье и пищу и из казны деньги. Устроил он и такое: сказав, что "немощные и больные не могут добраться до двора моего", приказал снарядить телеги и, наложив на них хлебы, мясо, рыбу, различные плоды, мед в бочках, а в других квас, развозить по городу, спрашивая: "Где больной, нищий или кто не может ходить?". И раздавали тем все необходимое. И еще нечто большее сделал он для людей своих: каждое воскресенье решил он на дворе своем в гриднице устраивать пир, чтобы приходить туда боярам, и гридям, и сотским, и десятским, и лучшим мужам - и при князе и без князя. Бывало там множество мяса - говядины и дичины, - было все в изобилии. Когда же, бывало, подопьются, то начнут роптать на князя, говоря: "Горе головам нашим: дал он нам есть деревянными ложками, а не серебряными". Услышав это, Владимир повелел исковать серебряные ложки, сказав так: "Серебром и золотом не найду себе дружины, а с дружиною добуду серебро и золото, как дед мой и отец с дружиною доискались золота и серебра"».

Народная память, отразившаяся в былинном эпосе, сохранила образ Владимира Святославича как радушного, заботливого, хлебосольного киевского князя, Красного Солнышка. С конца 11-начала 12 вв. началось церковное прославление и почитание Владимира. Примерно в то время исследователь-летописец Иаков Мних, уподобляя Владимира византийскому императору «Костянтину Великому», призывает не смущаться отсутствием чудес от мощей князя: «Не дивимся, възлюбленеи, аще чюдес не творить по смерти, мнози бо святии праведнеи не створиша чюдес, но святи суть», и утверждает, что святого «от дел познати, а не от чюдес». 

<<< Ярослав Владимирович

После Владимира забота о страждущих становится предметом внимания последующих русских князей. Вступивший на престол в 1016 году великий князь Ярослав Владимирович Мудрый, автор свода законов - «Русской правды», внес в Церковный и Земский уставы специальные положения, связанные с благотворительностью. При Ярославе нищие «получают юридическое положение в обществе, делаются людьми церковными» (Прыжов). В 1028 году в Новгороде была основана первая большая школа, в которой жили и обучались около 300 детей священников и старост. При Ярославе получило распространение оказание медицинской помощи в монастырях.  Помощь неимущим оказывали брат его Мстислав, князь Тмутараканский, а также сыновья Ярослава Изяслав и Всеволод.

Своими благими делами известен сын Всеволода и внук Ярослава князь Владимир Мономах, который считал своим долгом призреть бедных и страждущих.  В его «Поучении» (1101–1117 гг.)   изложено представление автора об идеальном правителе-христианине, в своей жизни и государственных делах опирающемся на христианские заповеди добра и справедливости.  Владимир Мономах осознал, что в сложной социально-политической обстановке судьба Русского государства в огромной мере зависит от того, насколько нравственными окажутся в своем поведении люди, оказавшиеся у власти. Мономах говорил: «Не следует проливать кровь того, кто причинит нам зло, но тремя добрыми делами можно избавиться от врагов и победить их: покаянием, слезами и милостыней». По его мнению, власть не освобождает ее носителя от соблюдения нравственных христианских законов. Властителю надлежит    чтить старых, как отца, и молодых, как братьев, остерегаться лжи, пьянства и других пороков, помогать обездоленным: «Странние и попрошайки накормляли и напояли, аки мати дети своя, избавите обидимаго, защитите сироту, оправдайте вдовицу», - наставлял он. Сестра Владимира Мономаха Анна Всеволодовна открыла в Киеве и содержала на собственные средства женское училище для всех сословий, сама обучала учениц грамоте и ремеслам.

Благими делами отличались многие князья, и невозможно в коротком очерке описать все моменты, связанные с социально-благотворительной деятельностью на Руси и другими проявлениями человеколюбия. И.Прыжов говорит еще об одной максималистской «норме спасения»  - раздаче имения нищим. «Стих О Михаиле Архангеле начинается так:

Еще знал бы человек житие веку себе,

Своей бы силой поработал,

Разное свое житье-бытье бы пораздовал,

На нищую на братию на убогую».

Известны случаи поистине евангельского альтруизма в виде раздачи всего имущества бедным. «В 1113 году вдова Святополкова разделяет богатство свое «в монастыри, попам и убогим, яко дивитися всем человеком».  Так, миролюбивый Ростислав Мстиславич Киевский, князь смоленский (ок.1110-1167), душой стремившийся к иноческой жизни, в 1154 г. отдал бедным все имущество своего дяди, князя Вячеслава, полученное им в качестве наследства. Сын Ростислава, князь смоленский и великий князь киевский Роман Ростиславич (?-1180) также проявлял бескорыстие. Летопись воздает должное его человеколюбию и заботе о своих подданных. Роман Ростиславич умер, раздав все имущество, а смоляне в знак уважения сами организовали его похороны. «В 1187 году Ярослав Галицкий раздает все имение монастырям и нищим. В 1194 году Святослав Всеволодович нищих милует. В 1195 году «Давыд, позва монастыре все на обед, был с ними весел, милостыню сильну раздава им и нищим, и отпусти я».

 Трагической и неоднозначной фигурой русской истории является владимиро-суздальский  князь Андрей Боголюбский (1120 – 1174), сын Юрия Долгорукого, предтеча сильного русского самодержца.

<<< Св. блгв. кн. Андрей Боголюбский держит советоб учреждении митрополии во Владимиро–Суздальской Руси. Миниатюра Лицевого летописного свода. Лаптевский том. 2-я пол. XVI в. (Л. 125 об.)

Ключевский пишет о нем: «Он был очень набожен и нищелюбив, настроил много церквей в своей области, перед заутреней сам зажигал свечи в храме, как заботливый церковный староста, велел развозить по улицам пищу и питье для больных и нищих». К сожалению, нищелюбие не уберегло его от интриг окружения. Авторитарный стиль правления  привел к конфликту между князем и боярством. Андрей решил опереться на класс служилой знати. Киевская и Владимирская летописи рассказывают о том, как в 1174 году князь пал жертвой не по-христиански жестокого заговора приближенных к нему людей. Высоко оценивается личное благочестие Андрея Боголюбского, любившего молиться в церкви по ночам: «Покаянье Давидово приимая, плачася о гресех своих». Составитель рассказа пишет о нем как об «угоднике» Божием, «страстотерпце», который  «кровью мученичьскою умывся прегрешений своих со братома своима с Романом и с Давыдом» (т. е. со святыми Борисом и Глебом). Автор призывает погибшего князя-человеколюбца молиться «о племени своем… и о земли Руськои».

Князь Ростовский Константин Всеволодович, правивший с 1216 по 1218 год, заявлял: «Имейте к убогим руку великодушную, и о всяком добродеянии к чести прилежание».  Великий князь Александр Ярославович (Невский) в 1247 году издал указ в котором говорилось об обязанностях Совета бояр: «Принимайте под защиту вдов, сирот, всех слабых и гонимых, к правосудию вашему взывающих. Бог видит их слезы. Он с меня и с вас взыщит».

 Иван I Данилович Калита Добрый, внук Александра Невского, великий князь Московский, затем Владимирский и Новгородский (ок 1283 – 1340), известный как объединитель русских земель, был жестоким, хитрым и дальновидным правителем, незаурядным политиком, но при этом являл щедрую благотворительность. Прозвище Калита (кошель) получил за огромные богатства, которые использовал для увеличения своей территории «куплями» в чужих княжествах, а также за щедрость к нищим («даяше нищим сколка вымётся»). По некоторым сведениям, он носил с собой мешок-кошель, из которого доставал деньги для милостыни.  Это богоугодное дело он делал не только при народе, но и тайно, ночью, облачаясь в простую одежду и пробираясь в места обитания бедных людей.  Благотворительность, не рассчитанная на публичное признание, была характерна для русских правителей средних веков.

«Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного. Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получают награду свою. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. (Мф.6:1-4)».

Летописи отмечают альтруизм и нищелюбие волынского князя Владимира Васильковича (?-1288), раздавшего перед смертью бедным все свое имение: золото, серебро, одежду, утварь, скот и пр. Владимир Василькович вел борьбу с ятвягами (балтоязычным народом), которая закончилась «победою и честью великою». Летопись рассказывает, о том, как в 1279 году, во время голода, недавние враги-ятвяги просили его: «не помори нас, но перекорми», и он им послал «жито».

Примером благочестия и  христианской мудрости является жизнь супружеской пары – нижегородско-суздальского князя  Андрея Константиновича (прим. 1323 – 1365) и княгини Вассы (Василисы). Князь, по свидетельству летописца, был «духовен зело и многодобродетелен» - так, что в 1363 г. мироточил крест, которым новопоставленный Суздальский епископ. Алексий после литургии благословил Андрея. В 1359 г. на средства князя Андрея был построен собор во имя архистратига Михаила в Нижнем Новгороде и также суздальский в честь Покрова Богоматери монастырь как благодарность Богу за чудесное спасение во время путешествия по Волге в 1364. В 1364 г. Андрей принял монашество и примерно через год скончался. Летописец так отметил это событие: «Преставися кроткий, и тихий, и смиренный, и многодобродетельный великий князь Андрей Констянтинович во иноцех и в схиме». Княгиня Василиса после смерти горячо любимого мужа раздала все свое имущество бедным и страждущим, приняла иноческий сан и кормилась от своих рукоделий, до последнего дыхания делясь куском хлеба с теми, кто больше всего нуждался в ее христианской благотворительности.

Можно привести еще множество примеров высоких милосердных деяний правителей, совпадающих с Христовыми заповедями.

* * * * * * *

Обязательной частью своей деятельности считала благотворительность и церковь. В монастырях, число которых на русской земле непрерывно росло, монахи лечили, кормили странников и бедных. При монастырях и церквях создавались сиротские приюты, школы, лечебницы. Церковь подавала пример богоугодной помощи ближнему  во времена стихийных бедствий, войн, голода. В неурожайные годы церковь не только спасала голодающих, но по необходимости и давала крестьянам зерно для посева - на этот случай в монастырях хранились запасы «на черный день». Особенно велика была помощь православной церкви в годы монгольского нашествия. Пользуясь тем, что татарские ханы уважительно относились к духовенству и освобождали его  от поборов, монастыри и церкви становились укрытиями и прибежищами для нуждающихся в помощи.

Известно множество благотворителей - деятелей церкви. Здесь и святитель Петр митрополит Московский и Всея России Чудотворец – основатель Успенского собора; и Филипп Колычев, и патриарх Иов, и патриарх Гермоген, и другие святители Земли Русской. Иноки Киево-Печерского монастыря  преподобные Антоний, Доминиан, Феодосий Печерский вошли не только в историю православной церкви, но и явились носителями подлинно христианского альтруизма и нищелюбия. О них слагают легенды.

<<< Преподобный Феодосий Печерский

Например, преподобный Феодосий Печерский (ум в 1074 г.) был основателем общежительного монастырского устава и родоначальник монашества в Русской земле. Житие этого святого рассказывает, что, надеясь на помощь Божию, он не хранил больших запасов для обители, поэтому братия иногда терпела нужду в насущном хлебе. По его молитвам, однако, являлись неизвестные благотворители и доставляли в обитель необходимое для братии. Святой не страшился защищать слабых, обличая сильных мира сего. Незаконно осужденные всегда находили в нем заступника, а судьи пересматривали дела по просьбе чтимого всеми игумена. Особенно заботился преподобный о бедных: построил для них в монастыре особый двор, где любой нуждающийся мог получить пищу и кров. Здесь получали пищу и приют нищие, калеки, прокаженные.

Другой подвижник Киево-Печерского монастыря Никита, возведенный в 1096 году митрополитом Киевским Ефремом на святительский престол Великого Новгорода, много сделал для утверждения христианства, распространения и поддержания благочестия в обширной Новгородской епархии. В течение двенадцатилетнего архиерейского служения он был для своей паствы ярким примером добродетельной жизни. Святитель Никита тайно подавал милостыни, был молитвенником и помощником страждущих. Его благие дела приобретали характер чудотворений, которыми он прославился еще при жизни: в 1097 году он своей молитвой угасил сильный пожар в Новгороде; в другой раз во время губительной засухи низвел дождь на землю. При святителе Никите велось весьма значительное строительство храмов в Новгородской земле. На средства святителя Никиты расписан главный храм Новгорода — Софийский собор.

Немалые доходы церквей, монастырей, патриархов и митрополитов предписывалось частично тратить на прокормление убогих и нищих, поскольку считалось, что «церковное богатство - нищих богатство». Через церковь передавались пожертвования, и такая благотворительность осуществлялась вплоть до конца XVII века. РАСКОЛ ИЗМЕНИЛ СИТУАЦИЮ.

Часть 2 >>>

Использованы материалы:

http://www.vostlit.info/Texts/rus8/Gerberstein/frametext7.htm

http://www.pravenc.ru/rubrics/134128.html

http://www.hrono.info/dokum/1000dok/povest.php

http://bibliotekar.ru

 
О сайтеФотогалереяКонтактыПубликацииЭкономикаСовременностьИсторияКультура Мировоззрение В начало